Анечка родилась в маленьком городке. Точнее, рабочем поселке, но в ранге города и районного центра во Владимирской области. Час езды до трех вокзалов. Унылое местечко. И население соответствующее.
Мама закончила самый престижный экономический факультет, но стала обычным бухгалтером в психбольнице. Папа — мореходку, но стал мичманом. Точнее был мичманом, пока не стал сторожем. Оба из тяжелых украинских семей. Внешне благополучных, но вот с одной особенностью: бабушки намного пережили дедушек и судя по характеру вдов, дедушкам пришлось несладко. Ну и детям, то есть родителям Анны. Они выросли хроническими неудачниками, да впрочем никуда они не выросли, остались навсегда слабыми подростками, детьми тотаталитарных мам своих. Хотя из гнезд выпорхнули. Видимо спасаясь.
Аня тоже из гнездышка выпорхнула быстро. Очень неуютное гнездышко свили ее родители в своем городке — крохотная неряшливая квартира в хрущобе на верхнем четвертом этаже, в готорой протекал потолок и единственная лоджия во всем доме была не застеклена. Выпорхнула она в объятия Пети. Но долгие годы приклеившись к нему, как моллюск на корабль. Немного снизив мореходность. Но об этом потом.
Сейчас об Ане.
Итак, росла Аня гадким утенком, собой недовольная, немного заброшенная. Мама с папой даже зубы ей не лечили, Петя потом занялся. Тощая, шея длинная, как у лебядушки, сиськи маленькие, сутулая девочка с огромными глазищами и ангельской красотой. Не очень открытая, в себе не уверенная. Папа-мичман в ее жизни возник, когда с флота ушел. А было Анечке тогда совсем немного, лет 10.
Как сейчас ее доченьке. И возникновение папы было для нее большой переменой. Во-первых, папа сам как ребенок. Во-вторых, он был строг. В-третьих, он относился к дочке, как к неудачнице. А в-третьих, он был яркий и красивый, казался сильным и всемогущим. Аня на всю жизнь запомнила, как он однажды ей сказал: ты в жизни ничего не достигнешь: тебе дорога в Бургер-Кинг мыть сортиры. Откуда взялся у папы-мичмана этот образ? Но Аня на всю жизнь запомнила этот сценарий.
И когда ей приходилось в своем доме убираться в туалете, испытывала странное напряжение. Убираться она вообще не любила. Не приучила мама. Но надо. В конце концов из-за уборки в доме она с Петькой и рассталась. Точнее из-за папы. Потому что Петька как и ее папа что-то однажды сказал такое же дочке. Короче, Анька вдруг однажды почувствовала, что если не сбежит от Петьки, то это конец. Она просто продлит череду неудачниц в следующем поколении. Но я опять вперед забегаю.
Росла наша Аня не на обочине жизни. В 17 лет и на дискотеки ходила, и с мальчиками целовалась, и травку пробовала, и вино. Но без фанатизма. Вот и не втянулась в разгульную жизнь, потому что имела строгое воспитание папино. И в себе была дико не уверена. Петька потом решил, что вдруг материализовалась его мечта о женщине-идеале. Аня часто говорила ему: я родилась специально для тебя, понимаешь! Я — твой дом! И Петька умиленно понимал. На самом деле это он был ее домом. Или точнее они вместе были домом друг для друга. Их «Я» перетекали, как песок в колбах часов из одного тела в другое, но никогда не были разделены.
И за долгие годы не столько обогащали друг друга собой, сколько теряли свои границы. В конце концов потеряли совсем, став единым целым. Но вернемся в анькину юность: скромная и и красивая, добрая и романтичная, Анна была под завязку набита идеализмом. Она как-то съездила на зимние каникулы в какой-то пафосный детский лагерь для отличников, где познакомилась с девочкой из Москвы. Они так увлеклись друг другом, что даже целовались и спали в одной кровати. Ну всякое в 16 лет бывает.
Когда гормоны играют, как вечерняя гармонь у загулявшего деревенского ханыги после литровки. И о чем они говорили? Конечно о мальчиках. Обе решили, что выйдут замуж девами и проживут всю жизнь с избранниками. Не знаю, как Марина. А вот Аня передумала жить с Петькой всю жизнь.
Петька для Ани стал промежуточным этапом. Долгим, но временным. Потому что Аня, сама того не ведая, выбирала себе папу. Но не просто папу, а альтернативного. Папу, каким он был бы, если бы... Папу-наоборот. Знаете, как это бывает? Вот есть мама у девочки. И мама полностью принадлежит ей. А потом девочка видит, что не только ей. А потом понимает, почему. А потом даже слышит или видит, как папа с мамой в соседней комнате. Ну или просто представляет себе. И вытесняет это из памяти, но след остается.
Юнг это назвал комплексом Электры. В любом случае женщина выбирает себе мужчину по образу и подобию отца, если он есть. Или так, чтобы был полностью не похож. Среднего не бывает, если выбор делает сердце, а не разум. И Петька для этой роли подошел как нельзя лучше. Просто идеально вписался в отцовский образ. Такой же сумбурный и немного потерянный, такой же импульсивный и спонтанный, но при этом — успешный. Анька его даже не выбирала. Она просто поняла — вот он. Мужчина ее мечты. Идеал. Тот, с кем она проживет всю жизнь и кого никогда не променяет на другого.
Познакомились они так: Петька в начале нулевых открыл рекламное бюро. Растяжки, вывески, билборды. Старые связи помогли, дело пошло поначалу успешно. Но ненадолго. Потом рынок стали захватывать лужковские, и Петьку из бизнеса потихоньку вытеснили. Но тогда он опять процветал. Анька поступила в университет на дневное, хотела на филологический, да вот не рискнула. Ну и мамина однокурсница, профессор не помогла, а там только по блату. Мама не решилась просить. Ну как это так? Мы не можем. Хотя Аня правильно поняла маму: « Мы не хотим, ведь мы неудачники!».
Аня пошла на какой-то странный факультет «Информации и рекламы». Сняла комнату с подружкой на двоих, чтобы каждый вечер домой в свой городок не мотаться, походила по клубам. Но нужно было работать. И она сначала устроилась администратором в парикмахерскую, а потом вдруг узнала, что однокурсница вроде как работает курьером. И спросила: а там еще есть места? Я спрошу у Петра. Так Аня попала к Пете в бюро. Когда-то папа-мичман зачитывался мужским журналом, который Петька делал в девяностые. Аня просила: папа, почитай сказку! А папа говорил: видишь, я занят. И продолжал читать глянцевый петькин журнал, где на второй страницк обложки задорно подмигивал Петька под заголовком «Колонка редактора». Аньке было интересно. Кто этот мужчина?
Он — главный редактор! Если мама принадлежит папе, с придыханием говорит про какого-то главного редактора, то это важно. И вот Петька стал Анькиным боссом. Вокруг него суетились какие-то люди, кто-то что-то приносил, кто-то приезжал с охраной, какие-то девицы с модными сумками из ГУМа пакетами из тамошнх бутиков, какие-то музыканты и продюсеры, фотографы и менеджеры. Анька попала в большую жизнь, где не мыли унитазы, а красиво делали деньги. Анна, зайдите! - кричал Петр и вручал ей десяток конвертов. Аня, потупив глаза, брала их и ехала развозить.
Только бы не перепутать адреса, только бы не потерять! Аня ужасно боялась гнева босса. И у нее возникала порочная сцена: она приезжает вечером в бюро, а Петр в ярости спрашивает: почему вы не доставили пакет с приглашениями моим партнерам! Мы потеряли клиента! А ну-ка, раздевайтесь! Я буду вас наказывать! Как конкретно наказывать Анька представляла каждый день по несколько раз. Во-первых, сзади. Во-вторых, без презерватива. В-третьих, нежно и сильно. И от этого ей приходилось бежать в туалет и менять прокладку. Слишком ярко это все представлялось. Но Петька на нее не обращал внимания. Один раз провел по комнатам бюро и вежливо познакомил с персоналом, рассказал что и кто делает, показал огромный принтер и даже склад. Почему-то именно на складе в Анькиных фантазиях все это и происходило. Но в реальности все было скучно. А Аньке хотелось. Вот конкретно. И всегда почему-то спиной.
Это самое чувствительное место у нее. Она спиной чувствовала больше, чем остальным телом. И всегда сутулилась, как ежик. Папа, который мичман ругал. Выпрямись, наконец! Почему спина колесом? А Анька прятала сиськи-недоростки и шею лебяжью. Ее жирафом дразнили в детстве. Зря, кстати. Когда они через год после женитьбы с Петькой оказались на каком-то конкурсе «мисс чего-то», на Аньку участницы смотрели с ненавистью. Думали главная конкурентка. А она просто была спутницей Петьки и его женой. На подиум не собиралась, хотя явно была красивее и ярче всех остальных девушек в роскошном отеле на берегу Адриатики, где этот конкурс хорват-хозяин устроил, чтобы телок привезли из России.
Петька бился за рынок наружной рекламы, а Анька сначала ушла на сессию, а потом что-то пошло не так, подруга отказалась оплачивать половину комнаты, вернулась хозяйка-стерва и не смогла больше наша Анна работать курьером. Да и персонал Петька потихоньку сокращал. На свое восемнадцатилетие Анна с подругой специально пошла в бар, где Петька обычно после работы вел какие-то встречи. Причем, всегда трезвый. И Петька вдруг увидел Аньку с букетиком цветочков. Неужели день рождения? Заходите! И купил им бутылку шампанского. А дальше понеслось без остановки. Ночью они поехали в какой-то кемпинг, Петька гулял вдоль набережной с Анткой под ручку и вдруг Аня спросила: Петр, но ведь мы не можем с вами быть любовниками? Петр пожал плечами и промолчал.
Он понял несколько часов назад, что сделал свой выбор жизни и нашел именно ту, которую всю жизнь искал в бесконечной череде женщин, проходивших медленно или быстро через его ласки и отдающих ему свое тело. Женщин, которые грели его горячим дыханием и жаждали обладания, потому что он в сущности никогда никому не принадлежал, даря свою оболочку, проникая внутрь как доктор, но никогда как мужчина, без огладки и памяти, без конторля за своими движениями и страстью.
Через две недели Анька переехала к Петьке жить, сказав маме с папой по телефону, что нашла свою любовь. Разумеется, умолчав, насколько Петр старше и что он именно тот самый Петр. Папа назвал ее дурой и сказал «давно пора!». Мама охала и вздыхала. Птенец встал на крыло. К этому шло. Ну чтож, пусть летит...
Первый год превратился в день. Они оба его не очень запомнили. Анька была счастлива, Петька тоже. «Знаешь, любимый, я поняла: ты часть меня, я мечтала выйти замуж за гинеколога. Я так багодарна тебе, что ты меня нашел. Ведь это ты меня создал своим желанием!» Петька умиленно вспоминал, что он делал в тот день, когда родилась Анька. И точно: он тосковал в очередной раз по какому-то рухнувшему своему роману. И думал: вот бы сейчас родилась девочка, которая будет мне верна и предана всю жизнь! Которую я воспитаю для себя, научу уму-разуму, покажу мир, обучу всем тонкостям жизни, которая всегда будет мо мной и никогда не предаст. Ну и не надоест, конечно. Ведь это будет часть моего «я»! Возможно, он просто придумал эту мысль. А может и вправду так думал.
Но было между ними какое-то пространство неясного. Они оба оказались в такой неожиданной ситуации нахлынувших чувств, которые еще и усиливались, перетекая через их соединенные тела, что это просто пережигало воздух вокруг. Им не хватало границ уже тогда. И самое главное — они не понимали оба, как выстроить систему внутренней морали. И сразу интуитивно выбрали внешнюю. Религиозную. Проверенную. Они стали членами одной церкви. Не знаю какой именно. Но подошел к счастливой паре паренек, протянул им книжку, какой-то завет с комментариями.
Они дома открыли, стали читать друг другу вслух и сразу поняли: это про них. Что муж должен защищать жену, что жена должна слушаться, почитать и уважать, что мужчина в семье главный, что вся ответственность на нем, он должен содержать , опекать и управлять. А женщина — любить. И всячески почитать. При этом никаких измен. Ну и еще чего правильно есть, а что неправильно, как молиться, когда в храм ходить, как в паломничество отправляться, даже как в туалет ходить — все написано было в общих чертах. Вот и славно! И стали Петя с Анной адептами. То есть рьяными неофитами. Искренними и добросердечными.
Ну а что? Хорошее же дело — религия. Тем более такая, которая все определяет и расписывает по нотам. Они и сейчас к этой церкви принадлежат. Правда, уже порознь. Ну а как вместе молиться, если семья распалась? Да и Анька не хочет. Она Петьку боится. Все ей кажется, что он будет ей помыкать и снова в зависимость поставит. Тяжело ей. Даже труднее, чем Петьке. Нет, Анька не забыла, как любила. Но просто Петька стал так похож на папу-мичмана, что Анькино подсознание ей сказало — это уже инцест. Стоп! Но она не услышала этот голос. Она почувствовала это спиной. И бросилась прочь. Петька бывал неприятен, когда выпьет. И мог двинуть. Он становился совсем как мичман: такой же тупой, доставучий и душно-невыносимый...Анька сказала себе: я должна оторвать его от моей спины и распрямиться
DmitryZapolskiy
Привет . Добавляй в друзья )
Journal information